Валерий Кувакин: Гуманизм – это не борьба за власть, это защита человечности человека и всего его морального и иного позитива
Интервью приводятся как исходные материалы научного исследования, в целях его объективности, и не имеют своей целью пропагандирование выражаемых в них идей. Мнение интервьюируемых не соотносится с мнением авторов проекта и редакции сайта.
Екатерина Коростиченко: Как Вы пришли к идее создания Российского гуманистического общества?
Валерий Кувакин: В годы советской власти я, как, думаю, и большинство рефлексивных, т.е. следящих за своими убеждениями людей, имел по меньшей мере две шкалы ценностей: мы были советскими людьми и ненавидели мировой капиталистический лагерь, в большей или меньшей степени верили в грядущее торжество коммунизма, высоко ценили социальную справедливость, чувство товарищества, единения с трудящимися всего мира и т.д. Вместе с тем, трудно было не отдавать себе отчет, что жить в России трудно, одолевали заботы о пропитании, стесняла всеобъемлющая власть «родного правительства» и КПСС. Отсутствие свободы слова и многих других прав и свобод порождало невольное диссидентство. Собственно все люди, кто осознанно, кто безотчетно знали, что и где можно говорить, а что и где не нужно говорить. В этом смысле практически все были диссидентами. Во мне это диссидентство приняло, в частности, форму скрытой религиозности (с кем, кроме Бога, можно было поговорить абсолютно откровенно, кому можно было высказать свои заботы и надежды?), с одной стороны, с другой – я в некоторой степени разделял идеалы «светлого будущего», отчасти верил в социализм как самый прогрессивный строй, хотя и бездарно воплощавшийся в жизнь. В таком состоянии мировоззренческого дуализма я пребывал примерно лет до сорока пяти – пятидесяти. Когда подходил конец периоду «геронтократии» – после смерти Брежнева наступил период быстрой смены дряхлых генсеков: Ю. Антропов, К. Черненко, – стало ясно, что должно произойти что-то нетрадиционное. Приход Горбачева означал оттепель, которую я уже и не ждал. Это была очередная встряска убеждений. Да, у меня были иллюзии и относительно «покаяния» верхов и низов, и вера в удержание ценностей социалистических принципов социальной справедливости, ценностей труда и солидарности людей, ценностей социальной демократии, но все это оставалось лишь в голове. В жизни происходили совсем другие процессы. Я, видимо, так и умру идеалистом и мечтателем. Не случайно я больше всего задумывался над общечеловеческими планетарными ценностями. Их я нашел в гуманистической традиции, не случайно признаваемой основой мировой культуры. Однако серьезное изучение гуманизма началось у меня с конца 80-х – начала 90-х годов. Этому помогли мои научные командировки в США по линии межвузовского сотрудничества между МГУ имени М.В. Ломоносова и СУНИ (State University of New-York, Университет штата Нью-Йорк – огромная сеть колледжей и университетов). В США я познакомился с удивительным человеком Говардом Парсонсом, автором фундаментального труда о гуманизме К. Маркса (Howard L. Parsons Humanism and Marx’s Thought (1975), а чуть позже – с выдающимся просветителем, теоретиком и практиком светского гуманизма П. Куртцем. Идеи новейших форм гуманизма находили глубокий отклик в моем сознании, они были созвучны моим основным ценностям и идеалам. Но прежде, чем совершать «перестройку» своих убеждений, я начал целенаправленное изучение этого явления и сравнения его с тем, что было в моей голове. При этом я был просто поражен масштабом невежества советских ученых (историков, культурологов, этиков, религиоведов, специалистов по истории свободомыслия) относительно эволюции и развития гуманизма на Западе, начиная со второй половины XIX века до конца ХХ века. Если не считать нескольких небольших и фрагментарных публикаций, это была девственная пустыня. Позже для меня стала яснее ужасающая картина зон неведения в СССР и новейшей философии Запада, и его культуры в целом. Это была цена за железный занавес и за провинциальность (в этом смысле отсталость) того, что раньше называли «советской философской наукой».
Мое знакомство с гуманистами Запада и изучение соответствующей англоязычной литературы было стремительным и для меня радостным, так как я находил, что мои убеждения в сущности созвучны этосу гуманизма, особенно его светской, нерелигиозной разновидности. Этому способствовало и «ломовое» вхождение РПЦ и религии в культуру и общественные отношения в России. Я, воспитанный во многом на трудах Бердяева, просто не мог не стать антиклерикалом.
К середине 90-х годов мои гуманистические убеждения приобрели относительно устойчивые очертания, что позволило мне выразить их систематически в книге «Твой рай и ад» (1988).
Вместе с тем, уже к началу 90-х для меня было ясно, что гуманизм это не просто книги и статьи о нем. Это действительно культурно-историческая традиция, специализированное выражение которой приобрело устойчивые формы в виде различного рода обществ, ассоциаций, союзов, конгрессов, манифестов, заявлений, периодических изданий и т.д.
Учитывая это, я стал искать союзников для социализации современного светского гуманизма, которую я связывал с созданием соответствующей общественной организации и периодического издания. Это было нетрудно сделать, учитывая общий демократический подъем в стране. В начале 90-х я обошел многих известных демократических лидеров с предложением создать гуманистическое общество в России. Все они приветствовали идею, но никто не соглашался на то, чтобы стать во главе этой инициативы. В итоге, мне, человеку не лидерских искусов пришлось это делать самому.
Кто был в начале процесса становления первой в стране гуманистической организации? В основном аспиранты, преподаватели МГУ. Сложилось ядро энтузиастов, готовых работать не за славу и деньги, а из идейных, моральных соображений. Большинство из них были, в меру их возможностей, и донорами.
Межрегиональное общественное объединение «Русское гуманистическое общество» было создано в 1994 году. С этого началась череда наших успехов, поражений и преодолений.
В первую очередь мы столкнулись в нашей родной российской бюрократией, которая даже в самые демократические времена была во всеоружии. Мы тратили массу времени на отчеты для налоговой службы, нас все время окучивали угрозам штрафов за несвоевременную отчетность и т.д. Обнаружилось подозрительное и избыточно бюрократическое отношение к регистрации уставов общественных организаций. Только счастливый случай помог нам потратить примерно год, вместо полутора – двух лет, на которые мы были обречены, чтобы добиться разрешения на модернизацию устава и изменение его названия, с 2001 года мы стали называться Межрегиональной общественной организацией содействия развитию гуманизма «Российское гуманистическое общество».
Первый номер журнала появился осенью 1995 года. В ходе подготовке к его изданию мы обсуждали и направление работы РГО, его цели и отношение к ведущим трендам в общественном сознании того времени.
Наша логика была простой. Гуманизм, как его определил один из нас, это мировоззрение без границ, т.е. никого не исключает с самого начала или по-другому, «кто не против нас, тот с нами» (А. Круглов (Абелев). И тогда, и сегодня гуманизм виделся нам как объединяющее начало общероссийского сознания. Что нас объединяет? Гражданственность, светскость, общность исторических судеб. На первый план, естественно, выдвинулись ценности гражданства и светскости. Гуманизм стал называться нами не только как светский (секулярный), но и как гражданский. Каковы аксиологические основания общегражданского сознания? Гражданственность и светскость в силу статуса РФ как государства и гуманизм, четко прописанный как принцип государственной политики в Законе об образовании.
Анализ главных мировоззренческих трендов 90-х говорил о том, что на авансцене значительную роль играли, как мы их называли, красно-коричневые. КПРФ, ввиду инерции советского сознания, имела серьезное влияние на умы людей, но стремительно сползала в эклектизм и православие, РПЦ при растущей поддержке государства и властных партий стремительно заполняла мировоззренческий вакуум людей. Нужна была третья, демократическая мировоззренческая альтернатива, поэтому первым названием предполагаемого журнала была «Третья альтернатива».
Изданию журнала «Здравый смысл» во многом способствовал упомянутый выше межвузовский обмен МГУ – СУНИ. Мои планы издания журнала горячо поддержал Пол Курц, профессор СУНИ в Буффало и директор Центра исследований, аффилированного с СУНИ. Я даже имел нахальство попросить у него «подъемные» с твердой уверенностью в том, что в течение нескольких лет мы раскрутим журнал и будем благодаря этому поддерживать работу РГО. У Пола Куртца этот механизм хорошо работал, мы же полагали, что в условиях книжного голода мы сможем наращивать тиражи журнала и издательскую работу. К сожалению, нашим ожиданиям не суждено было сбыться. Книготорговля быстро деградировала, рынок печатной продукции быстро превращался в болото порнографии, дешевых детективов, паранормальных верований и лженауки, и только поддержка РАН помогла выжить журналу и увеличить его тираж в начале нулевых годов.
Со временем наши отчаянные усилия были замечены трезвомыслящими и неравнодушными учеными. С конца 90-х РГО получает поддержку академиков Э.П. Круглякова, Е.Б. Александрова, Нобелевского лауреата В.Л. Гинзбурга, вице-президента РАН Г.А. Месяца, Г.И. Абелева и других. Это помогло сохранить РГО как общественную организацию и проводить на ее основе или при ее участии крупные общественные мероприятия, конгрессы, симпозиумы, международные летние школы и т.д. В этот период было издано много книг по светскому гуманизму, изданы манифесты мирового гуманистического движения.
Е.К: Ярослав Головин на вопрос о наличии у РГО региональных отделений ответил, что их нет. Но мы, когда изучали историю РГО, анализировали статьи в журнале «Здравый смысл», обнаружили информацию о наличии 32 отделений в 2009 году. До этого, в 2007 году – 26. Что случилось с ними потом? Как создавались эти отделения?
К середине первого десятилетия нашего века структура РГО включала в себя ряд региональных отделений. Многие из них существовали скорее номинально, но не все. Механизм их создания был прост: достаточно было трех человек, чтобы его создать. На заседании исполкома мы принимали решение об их включении в структуру РГО. Мы рассылали им наш журнал, они сообщали о своей работе, была переписка, некоторые из членов этих отделений получали возможность быть приглашенными на Мировые гуманистические конгрессы, организуемые под эгидой Международного гуманистического и этического союза, а также публиковаться в журнале «Здравый смысл». Благодаря связям с регионами мы принимали на летние международные гуманистические школы, проводимые совместно с философским факультетом МГУ и Центром исследований П. Куртца, участников не только из Москвы и Московской области, но и из Сибири, Поволжья. Мы проводили эти летние школы не только в Москве, но и в Коломне, Суздале, Новосибирске. Справедливости ради нужно сказать, что особого идейного единства в РГО не было, поскольку многие считали, что они «и так гуманисты». Слабым звеном работы РГО во времена моего «президентства» была практика неуплаты членских взносов. Большая часть людей не считала это своей обязанностью, только небольшой актив делал это на регулярной основе. К сожалению, были нередки случаи совкового, потребительского отношения к РГО. Но в целом люди шли, чтобы сопоставить свое мировоззрение с практически незнакомым им светским гуманизмом, уточнить ценности своего мировоззрения, улучшить понимание тех процессов, которые касались сдвигов в убеждениях и верованиях россиян. Среди активно работающих региональных отделений я бы упомянул Коломенское, Владимирское, Астраханское, Иркутское, Новосибирское, Воронежское, Дагестанское (Махачкала).
Рубежом в работе РГО стали конец первого – начало второго десятилетия. Новым президентом РГО был избран Ярослав Головин. К этому времени наметился некоторый раскол в организации. Часть членов все больше тяготела к религии, к необходимости «твердой руки» и официально понимаемому «патриотизму», сильно ослабла правозащитная сторона РГО, т.е. выступления в защиту свободомыслия, секуляризма, против гонений и преследований активистов-антиклерикалов. Этот раскол был фактически оформлен в связи с подписанием Манифеста российских гуманистов. Та часть членов Российского гуманистического общества, которая не подписала этот документ и не стала платить членские взносы (что стало обязательным требованием), фактически осталась вне его. Среди них были попытки написать другой вариант Манифеста российских гуманистов, но отколовшиеся были разобщены, среди них оказалось немало демагогов и пустословов. В результате РГО стало более цельным, прозрачным и последовательным в своей деятельности.
Е.К: Знаете ли Вы о движении трансгуманистов в России? Как к нему относитесь? Были ли попытки у РГО объединиться с Российским движением трансгуманистов (РДТ), ведь мировоззренческая основа между этими организациями близка?
В.К: К сожалению, у слова «трансгуманизм» грустная история. В оборот его запустил английский биолог-эволюционист, евгеник Джулиан Хаксли, который писал: «Человеческий род может, если того захочет, превзойти самого себя… Нам необходимо дать название этому новому убеждению. Возможно, здесь подойдёт слово «трансгуманизм»: человек останется человеком, но превзойдёт себя, реализуя новые возможности своей собственной природы» (1957).
Если вчитаться в это определение, то речь вовсе не идет о гуманизме. Если человек или человечество превосходит себя, то это уже не человек и не человечество, а нечто качественно иное. Последовательнее в этом смысле был Ф. Ницше, говоривший устами Заратустры, что «Человек есть нечто, что следует преодолеть». И у Хаксли, и у Ницше речь идет, по существу, о сверхчеловеке. Так что ни о каком гуманизме здесь говорить не приходится. Само слово «транс» (лат. trans – сквозь, через, за) этому препятствует, поскольку означает переход от человека к чему-то или кому-то качественно новому, иному. Еще большую неадекватность в понимании гуманизма демонстрируют современные трансгуманисты. Очевидно, что речь идет не о «трансчеловечности», а о создании сверхчеловека или чего-то, что идет через человека – куда, непонятно, но ясно, что человек здесь уже не причём. Столь же нелепо связывать слово гуманизм с клонированием или крионикой, замораживанием человека или частей его организма для последующих манипуляций с ним или его ДНК. Практика современной крионики показывает, что реально (как это делает компания «КриоРус») – это коммерческое предприятие с сомнительной научной репутацией, оно торгует надеждами и желаниями людей обрести бессмертие. Иммортализм – представления о достижении человеком биологического или цифрового бессмертия – существенная часть идеологии крионики и трансгуманистов. Хотя лидеры «КриоРус» и настаивают на научности их идей, фактически речь идет о формировании потенциально всемогущих транснациональных компаний, в которых бизнес будет переплетен с квазирелигиозными идеями бессмертия. С религией трансгуманистов уже сегодня связывает то, что и те и другие предлагают победу над смертью и какое-то невероятное преображение человека. Тема эта, кстати, неплохо освоена в научно-фантастической литературе. Но при чем здесь, спрашивается, гуманизм? Не причем. Поэтому у РГО никаких ни теоретических, ни практических связей с трансгуманистами нет. Но это не значит, что мы против посещений наших мероприятий трансгуманистами, поскольку там есть и свои левые, и правые и жесткие, и умеренные трансгуманисты.
Е.К: Каким Вы видите место религии в будущем? Есть ли будущее у атеизма, гуманизма?
В.К: Религия будет сохраняться в обществе неопределенно долго, возможно всегда. Но ее формы будут меняться и радикально. Не исключено, что наряду с космическими религиями или религиями виртуальных миров (верования людей, сакрализирующих и мистифицирующих виртуальные и всякие иные «дополненные реальности») будут возникать и религии-однодневки типа карго-культа. Однако я думаю, что их роль будет неуклонно снижаться, если цивилизации будущего будут поддерживать научные, рациональные и светские ценности. Будет и возрастать секуляризация, которая сегодня тормозится в основном миграционными процессами и религиозными войнами в мире ислама. Вместе с тем, как и в прошлом, будет существовать религиозное неверие в самых разных его формах – от вульгарных до умеренных, скажем, в формах индифферентизма или игтеизма, или научного скептицизма. Тем более это справедливо по отношению к гуманизму. Человечность – фундаментальное качество человека. Формы гуманизма будут эволюционировать и меняться. Его ценности столь универсальны, что будут простираться на религиозное и паранормальное сознание, порождая маргинальные и причудливые разновидности гуманизма, по мере освоения космоса планетарный гуманизм будет перерастать в космический.
Е.К: Можно ли сказать, что многие люди являются латентными гуманистами: не осознавая этого, разделяют гуманистические ценности? Или гуманизм, чтобы быть гуманизмом, должен быть осознан?
В.К: Да, это так. За редким исключением людям свойственна человечность, гуманность. В этом смысле их можно назвать латентными, а лучше – стихийными гуманистами. Но между гуманностью и гуманизмом есть существенное различие. Гуманизм – это осознанная позиция, гуманизм – это зрячая гуманность (А. Круглов (Абелев)). Можно сравнить гуманность с сознанием, а гуманизм – с самосознанием, поэтому гуманизм – это позиция человека рефлективного, обладающего гуманистическим самосознанием и хотя бы минимумом знаний об истории и сущности этого мировоззрения.
Е.К: Связано ли свободомыслие в отношении религии, гуманизм, с политическим свободомыслием (критикой господствующего режима)? Обязательно ли гуманист должен быть либеральных взглядов?
В.К: Свободомыслие более широкое понятие. Если понимать его буквально, то свободомыслящим может быть и бандит с большой дороги, мыслящий свободно и преступно. Гуманизм – это одна из форм свободомыслия, заключающая в себе определенный набор моральных, правовых, социальных, экологических и иных добродетелей. Гуманизм – это мировоззрение. В этом суть дела. Оно не позволяет себе стать идеологией или воплощаться в партийно-политические образования. В светском гуманизме есть принципы защиты определенных прав человека, особенно в области свободы совести, свободомыслия, свободы убеждений, участия в общественной жизни и т.п. Если они нарушаются, то гуманисты могут и должны выступать как правозащитники, они могут и должны защищать всеми легальными средствами людей и организации, преследуемые по признакам убеждений, неважно, атеистические они, агностические или религиозные. К светскому гуманизму приходят люди разных политических ориентаций: демократических, либертарианских, либеральных, либерально-консервативных, анархистских и других. Но ассоциировать гуманизм с соответствующими по названию политическими партиями было бы неправильно. Есть по названию либеральные и/или демократические партии (скажем, партия Владимира Жириновского) или какие-нибудь народные, но фактически они таковы, что в их в программах и деятельности идеи гуманизма нельзя отыскать и под микроскопом. Гуманисты готовы сотрудничать с любыми не террористическими, не экстремистскими, не человеконенавистническими партиями, предлагая им освоить ценности светского, гражданского гуманизма и включить их в свои программы и действия.
Е.К: Создавая РГО, Вы старались сделать его аполитичным, внеидеологичным. Сейчас, по прошествии времени, могли бы Вы оценить – правильно это было или нет?
В.К: Я думаю, что было правильным не допускать превращения РГО в идеологическую или партийную организацию. Гуманизм – это не борьба за власть, это защита человечности человека и всего его морального и иного позитива.
Е.К: С Вашей точки зрения, кто такой свободомыслящий? Безопасно ли быть свободомыслящим в России?
В.К: Свободомыслящих в России много, очень много. Но поскольку свободомыслие это не одно и то же, что и свобода действовать в соответствии со свободной мыслью, то последних намного меньше, да и само свободомыслие от этого стеснено, так как включается внутренний цензор. Оно в России какое-то вялое, непостоянное. Причин этому много. Одна из очевидных это та, что в России довлеет колоссальный опыт страха перед государством, опыт подавления свободомыслия. Этот опыт трудно преодолеть, особенно в условиях закручивания гаек и неуклонного роста власти государства за счет ущемления прав граждан и гражданского общества.
Е.К: Уместно ли вообще употребление термина свободомыслие в современных реалиях?
В.К: Да, уместно, особенно ввиду того, что его в России все меньше год от года.
Е.К: В ходе нашего исследования мы пришли к выводу (респонденты об этом также говорят), что организации неверующих на настоящий момент в России крайне разобщены. В чем, на Ваш взгляд, причина этого? Сергей Иванеев, например, в качестве причины называет «вождизм некоторых лидеров» таких организаций. Согласны Вы с такой оценкой?
В.К: Причин разобщенности много. Это и тяжелое наследие опыта тоталитаризма и авторитаризма в России, и отсутствия всякого демократического опыта общественной жизни. Причина еще и в том, что некоторые атеистические организации обременены вульгарным марксизмом-ленинизмом-сталинизмом и их атеизм выливается в банальную критику, скажем, РПЦ или Библии. Однако отсутствует сколько-нибудь внятный позитив, то, что сами они из себя представляют, в чем состоит их позитивная программа, если не считать портреты старых вождей большевизма. Гораздо серьезнее научные (в современном, а не в советском смысле) атеисты. Они, как правило, ведут большую научно-просветительскую работу, пропагандируют ценности критического метода и критического мышления. Возможно, я слишком самоуверен, но у РГО нет рядом никаких серьезным гуманистических общественных организаций, с которыми можно было бы объединяться или создавать некое подобие Гуманистического союза. Такие организации, как «Здравомыслие» или «Ассоциация граждан 21 века за развитие светскости и гуманизма» никогда не стремились к переговорам об объединении. Лично для меня они во много не прозрачны, неясен их организационно-правовой статус, их цели, ценности и программы работы мне не знакомы, либо они недостаточно артикулированы, а их деятельность носит спорадический, иногда сомнительный, характер, если иметь в виду вторую названную вами организацию.
Е.К: Возможно ли в России создать координационный центр, который бы объединил критически мыслящих людей – некую зонтичную организацию? Что мешает такому объединению? Если Вы считаете это возможным, то кто бы мог объединить АТОМ, фонд Здравомыслие, Российское движение трансгуманистов, Общество скептиков и т.д., РГО, Ассоциацию граждан 21 века за развитие светскости и гуманизма?
В.К: Да, абстрактно говоря, было бы хорошо создать в России хотя бы координационный центр организаций свободомыслящих, ориентированных на гуманизм, религиозное неверие и антиклерикализм. Но отсутствие опыта создания такого рода объединений является, возможно, главным препятствием для этого.